arhipp
Активный участник
- Сообщения
- 1 404
- Реакции
- 3 228
- Баллы
- 390
- Автор темы
- #1
Диалектная лексическая система (в нашем случае русская), ориентированная на описание практической бытовой жизни, выделяет те личностные характеристики человека, которые значимы в процессе трудовой деятельности. Одним из таких признаков, лексически маркированных в говорах, является склонность человека к совершению действий быстро или медленно. Многочисленность и экспрессивность лексем, называющих медлительных и расторопных людей, определяет разнообразие источников номинации – привлечение лексики различных тематических групп. В данной статье мы рассмотрим «скоростные» обозначения человека, мотивированные именами мифологических персонажей.
Наибольшей продуктивностью в развитии значения быстроты характеризуются наименования черта и беса, что объясняется релевантностью признака скорости для этих персонажей. «Представления о подвижности, “вертлявости” чертей или бесов, их способности к исключительно быстрому передвижению» [Березович, Родионова 2002: 24] широко распространены в народной культуре, и эти качества входят в число «мотивов-коннотаций» в смысловой структуре макрообразов черта и беса, ср., например, ряз. вертячий черт ‘бранное выражение’, без указ. мест. бесова нога ‘вертлявый, бойкий, проворный’ [там же]. Таким образом, чертом (бесом) называется быстрый, подвижный человек, передвигающийся с высокой скоростью: брян. быстрый как чёрт ‘об очень подвижной, быстрой птице’ [БСРНС: 741], литер. чёртом ‘очень быстро, проворно, ловко’ [ССРЛЯ 17: 948], брян. бегать / побежать (бежать) как черти ‘об очень быстро бегущих людях’ [БСРНС: 745], литер. как бес ‘о проворном, ловком, быстром в движениях человеке и животном’ [ССРЛЯ 1: 400], литер. вертеться, суетиться, метаться и т. п. как бес, бесы [там же: 499], прикам. первый бес ‘непоседа и весельчак’ [ФСПГ: 22], новг. поверткóй ‘быстрый, ловкий’ – Поверткóй, как бес [НОС 8: 9].
Номинативно отмечены также ситуации, в которых черт и бес проявляют свою способность к быстрому перемещению. Во-первых, выделены «чертовы» средства и способы передвижения: орл. носиться как чёрт на колесе ‘о быстро бегущем человеке’ [БСРНС: 743], новг. носиться, как чёрт на ходулях ‘быстро бегать, идти’ [НОС 12: 54], дон. как черт на воздухе, воздухах (летать, носиться и пр.) ‘о ком-то, быстро передвигающемся’ [СРДГ 3: 192]. Во-вторых, в фразеологизмах со значением скорости отражены представления о том, что черт и бес боятся грозы, грома, удары которого для них смертельны: перм. носиться как бес от грозы ‘о быстро и в испуге убегающем человеке’ [БСРНС: 46], перм. как бес от громá ‘сломя голову’ [ФСПГ: 22]. Вообще, поскольку черт и бес преследуют людей, вредят им, пугают, сбивают с пути и пр., т. е. контактов с ними желательно избегать, существуют преставления об оберегах – предметах, при виде которых черт и бес испытывают страх и стремятся скрыться: перм. носиться как бес от ладана ‘о быстро и в испуге убегающем человеке’ [БСРНС: 46] (ср. литер. как черт от ладана ‘всеми силами, любыми средствами стремясь избавиться’ – Ну, что ж это такое, Ирина?<...> Ты от меня убегаешь, как черт от ладана [ФСРЯ: 519]); ср. также дон. как черт с полоху (переполоху) ‘от испуга очень быстро’ [СРДГ 3:37]. Наконец, моделируются ситуации, в которых черт находится в несвойственной для него роли: волог. носиться как чёрт с репой ‘быстро бегать’ [КСГРС].
Бес также обладает способностью вселяться в тело человека, вследствие чего человек становится «бесноватым», лишается разума (модель «сумасшедший» → «быстро перемещающийся» является одной из высокочастотных, ср. пск. бегать как сумасшё́лый ‘об очень быстро, стремительно и безрассудно бегающих людях или животных’ [СППП: 118]); курск. забесóванный ‘отважный, проворный’ [СРНГ 9: 253]; «А то ишшо гъварять: што ты носишси, как избясился» (орл.) [СОГ 4: 138]. Бес и черт могут также овладевать волей человека (ср. представления о сговорах человека с чертом и бесом). Действия, совершаемые быстро, видятся как инициируемые чертом и бесом (при этом наблюдается амбивалентная оценка таковых действий: чаще они описываются как «необдуманные», «не вовремя совершенные» и т. д., но в некоторых случаях отрицательная оценка нивелируется): печор. как (будто) бéси носят ‘кто-либо быстро бегает, играет, резвится (обычно говорится о детях)’, ‘говорится о людях, которые быстро и ловко что-либо делают’ [ФСРГНП 1: 298], пск. бес несёт (понёс) ‘о быстрой ходьбе, беге, передвижении кого-л., чего-л.’ [СППП: 17], пск. чёрт гнал ‘о быстром, необдуманном, опрометчивом поступке’ [там же: 80], пск. что беси опахали ‘о быстро ушедшем откуда-л. человеке’ [там же: 87], пск. как беси пригнали ‘о человеке, неожиданно, быстро и не вовремя появившемся где-л.’ [там же].
Помимо конкретных ситуаций, предполагающих проявление способностей черта и беса к быстрому перемещению, в фактах «чертовой» лексики и фразеологии представлена также идея интенсивности, высокой степени выраженности признака [Березович, Родионова 2002: 33]. Например, в контексте: ворон. отмотать ‘сделать что-л. быстро’ – Если молодой дьякон был бы чертом, я обедню отмотал [СРНГ 24: 244] – скоростная семантика передается глаголом (ср. значения дериватов от мотать: костр. мотáшиться ‘излишне медленно делать что-либо, слишком много тратить времени на что-либо’ [СРНГ 18: 297], смотóрить курск., южн., зап. ‘сделать что-либо быстро, скоро’, южн., зап. ‘сделать что-либо быстро, втайне от других’ [там же: 39, 48]) – а также других глаголов кругового перемещения), а роль чёрта сводится к повышению экспрессивности высказывания.
Выше мы говорили о том, что образы черта и беса привлекаются, как правило, для описания перемещения с высокой скоростью. Отдельно стоит отметить лексические единицы, номинирующие энергичную деятельность: башк. чертолóмить ‘работать много, сверх сил, упорно, быстро; выполнять тяжелую работу’ [СРГБаш: чертоломить], башк. чертомéлить ‘то же’ [там же: чертомелить], ср. также перм., свердл. чертомéлить ‘работать много, с большим усердием и напряжением’ [СРГСУ 7: 27], сверд., волог. чертолóмить ‘выполнять тяжелую физическую работу’ [там же; КСГРС], волог. чёрта лóмúть ‘много работать, изнуряя себя’ [СРГК 3: 143] и др. Они объясняются мотивом связи черта с работой, в котором «отразилось представление о работе, повседневном физическом труде как явлении “небожественном” по своей сути и происхождению – представлении, восходящем к библейскому сюжету о грехопадении и изгнании из рая и поддерживаемом на уровне обрядового кода и в нормах бытового поведения (запрет на работу в праздничные и выходные дни вследствие восприятия их как дней, посвященных Богу)» [Березович, Родионова 2002: 32–33]. М. А. Еремина отмечает, что «на синхронном уровне образ черта оказывается стертым, видоизменяясь в эталон количественной оценки. Сочетаясь с глаголом ломить, он формирует чистый экспрессив, в котором впечатление об интенсивности действия соединяется с отрицательной эмоцией» [Еремина 2003: 111]. В случае с чертомелить, а также с фиксируемым на этой же территории башк. чернолóмить ‘работать много, сверх сил, упорно, быстро; выполнять тяжелую работу’ [СРГБаш: чертоломить] мы предполагаем контаминации первого глагола с другими корнями, возникающие из-за фонетической близости слов и поддерживающиеся их коннотациями: так, чёрный появляется в номинациях тяжелого физического труда (ср. литер. черный ‘физически тяжелый, грязный и вместе с подсобный, не требующий особого умения, знаний’ [ССРЛЯ 17: 923]) и в данном сочетании усиливает значение глагола (ср. волог., яросл., костр., иван., вят. ломúть ‘быстро, энергично работать; делать трудную работу’ [СРНГ 17: 120]).
Возможны номинации быстрых людей с использованием уменьшительных форм от наименований нечистой силы – таким образом обозначаются обладающие соответствующими характеристиками дети: разг. как бесёнок ‘о проворном, юрком, непоседливом, проказливом, шаловливом ребёнке (реже взрослом)’ [БСРНС: 47]; литер. чертёнок ‘о бойком, озорном мальчишке (или девчонке)’ [ССРЛЯ 17: 955]; кубан. побежáть как сатанята ‘о быстро и внезапно помчавшихся куда-л. детях (особенно мальчишках)’ [БСРНС: 594]. Показательно, на наш взгляд, что образ сатаны как представителя высшей демонологии встречается всего один раз и только в уменьшительной форме.
Непосредственно признаком скорости или признаками, ассоциирующимися со способностью к быстрому или медленному передвижению, обладают и другие, помимо черта и беса, персонажи народных верований. В первую очередь отметим номинации, связанные с образом шуликунов – сезонных духов, активизирующихся в период от Рождества (Нового года) до Крещения: печор. как шелúкон (шулю́кун) ‘быстрый, резвый ребенок’ – Вот ребята малы, дак они как шеликоны скацют, проворны таки; Ну как шулюкуны робяты-ти [ФСРГНП 1: 338]. Несмотря на единственное число в дефиниции, контексты указывают на то, что ассоциации с шуликунами вызывает компания играющих вместе детей. Источником ассоциаций являются представления о типичном поведении и внешнем виде данных мифических персонажей: «Согласно большинству поверий, шуликуны выглядят как маленькие человечки, с кулачок или чуть больше; редко появляются поодиночке, обычно их видят “ватагами”, “артелями”, “толпами”, “скопищами”» [Березович, Виноградова 2012б: 583]. Шуликуны «очень подвижны (бегают по улицам, суетятся, толкаются, мельтешат, скатываются с горок, толпятся возле проруби и на перекрестках дорог); им присущи особые способы передвижения (ездят на конях, “на маленьких лошадках”; в санях или на одном полозе от саней; скачут или летают в железных ступах; скользят по снегу на воловьей шкуре; ездят на горящей печи, на ухвате, сковородке или кочерге)» [там же: 584]. Сравнение с ними детей, таким образом, базируется на ряде признаков шуликунов: подвижность, маленький размер, большое количество.
В представлениях о кикиморе характеристика скорости не является строго закрепленной, и варианты ее имени (кикимора, шишимора) развивают противоположные скоростные значения. Постоянным признаком этого персонажа «является связь с прядением: может допрясть за хозяйку, но чаще путает, рвет, мусолит, иногда жжет кудель, оставленную на ночь без благословения» [Черепанова 1983: 125]. Женские домашние обязанности, требующие сосредоточенности, повторения однообразных мелких движений, к которым относится также прядение, являются эталоном деятельности с низкой скоростью, этот факт объясняет появление соответствующего значения у волог., ленинг. шишúмора ‘медлительный в работе человек’ [КСГРС; СРГК 6: 880]. Переходу способствуют фонетические причины, к которым можно отнести, во-первых, фоносемантику (семантика медлительности часто закрепляется у тех слов с затемненной внутренней формой, звуковая оболочка которых включает глухие шипящие, ср. костр. шушлё́па ‘о нерасторопной, неумелой женщине’ [ЛКТЭ], яросл. шушýнка ‘неповоротливый, медлительный человек’ [ЯОС 10: 82], твер. шошéлиться ‘мешкать, медлить, меледить, возиться, копаться’ [Даль 4: 662] и мн. др.), а во-вторых, вероятную фонетическую аттракцию по созвучию корня: на территории преимущественного распространения слова шишимора и в родственных говорах фиксируются многочисленные глаголы, включающие звукокомплекс шиш-, которые называют деятельность и передвижение с низкой скоростью: пск. шишáть ‘работать в одиночестве, потихоньку’, перм. шúшля́ть ‘делать потихоньку’, волог. шишлéть ‘тихо делать что-либо, медлить’, вят. шúшлеть ‘тихо, вяло копаться, возиться’, яросл. шúшлиться ‘копошиться, возиться с чем-л.’ и др. [см.: Черепанова 1983: 133; КСГРС].
Время появления персонажа – обычно ночь. Способность кикиморы вести активную деятельность незаметно для людей получает различную скоростную интерпретацию. С одной стороны, поскольку хозяева дома, в котором появляется кикимора, ночью спят, кикиморе необходимо действовать тихо, чтобы не разбудить, а как следствие – медленно, что поддерживает развитие приведенного значения. С другой стороны, число дел кикиморы велико, а сферы приложения усилий разнообразны: она «ощипывает кур, бросает и бьет горшки, портит хлебы и пироги, кидается луковицами из подполья или из-под печки, мешает спать детям, стучит вьюшкой, крышками коробов и под.» [Черепанова 1983: 125]. Факт выполнения всего этого за короткое время позволяет сравнить с кикиморой торопливого, проворного человека: олон., тобол. кикимора ‘о непоседе, юрком, проворном человеке’ [СРНГ 13: 205] (ср. формулировку данного значения см.: [Черепанова 1983: 127]: олон. ‘о непоседливом, юрком, вертлявом, везде сующемся, все обшаривающем человеке’).
Противоположные «скоростные» значения развиваются у имени мифологического существа, представляющего собой народную персонификацию лихорадки в образе женщины, – кумохи. Известно, что «в народной медицине к лихорадке относят разные болезни (сухотку, тиф, малярию), объединяемые общими симптомами (жар, озноб, дрожь, бред и т. д.)» [Усачева 2004: 117]. В Вологодской области (входящей в ареал лексемы) название кумоха получает также, кроме самого мифологического персонажа, непосредственно лихорадка, т. е. вызываемая этим персонажем болезнь (волог. кумохá ‘болезнь, которую насылает мифическое существо’ [КСГРС]), и нездоровый сон (волог. кумохá ‘тяжелый лихорадочный сон, дрема’ [там же]) – как основной симптом, сопутствующий всем болезням, которые могут обозначаться словом лихорадка. Медлительный человек уподобляется, таким образом, тому, кто погружен в подобную лихорадочную полудрему: волог. кумóха ‘о сонливом, малоподвижном, нерасторопном человеке’ [СРНГ 16: 86].
На этой же территории возникает второе «скоростное» значение: волог. кумохá ‘о торопливом и неаккуратном человеке’ [КСГРС], волог. кумохá ‘о непоседе, егозе, шалуне, шалунье, баловне’ [СРНГ 16: 86], – объясняющееся представлениями о том, что у заболевшего лихорадкой меняется поведение, он теряет способность вести себя адекватно, а кроме того, становится по таким признакам, как, например, необычный блеск глаз, «румянец», похож на человека, находящегося в сильном возбуждении (ср. литер. лихорадочный ‘болезненно возбужденный, сильно взволнованный’, ‘торопливый, поспешный’ [ССРЛЯ 6: 281]). Отметим также, что контекст демонстрирует негативную оценку поспешности и сочетание ее с рядом других отрицательных характеристик, за которые человек может получить обозначение кумоха: «Кумоха така какая-то, что-то сделает быстро, даром, плохонько, маленько недоразвитая» [там же]. Слово кумоха активно развивает вторичные значения – различных негативных качеств человека: ‘брюзга, человек, которому все не по нраву (чаще о женщине)’, ‘ругательство (в знач. черт)’ и т. д. [см.: КСГРС; СВГ 4: 19]. Кроме того, в вологодской области фиксируются глаголы, для которых мы может предполагать производность от наименования данного мифологического персонажа, содержащие семантику медлительности и «отрицательной оценки»: волог. кумошúть ‘делать что-либо пустое, бесполезное, копаться с чем-либо без успеха’, ‘делать что-либо (с примеч. «в бранном смысле»’), волог. кумошúться ‘возиться с чем-либо, копошиться’ [СРНГ 16: 86]. На появление скоростных значений, таким образом, могут влиять отрицательное отношение к медлительности и, напротив, излишней торопливости, с одной стороны, и тенденции развития семантики данной лексемы в направлении универсальной негативной характеристики человека – с другой.
Как можно заметить, мифологическим персонажам нередко приписывается способность совершать действия с высокой скоростью. Тем не менее некоторые мифические существа наделяются такими специфическими чертами, которые дают основания для развития значения медлительности у имен их обладателей. Среди таких черт, к примеру, слепота макуры: орл. слепая макура ‘о неловком, нерасторопном, близоруком человеке’ [СРНГ 38: 267] (ср. перм., забайк. макура мифическое существо (слепое или подслеповатое)’ [СРНГ 17: 315]).
Таким образом, приведенные выше номинации проворных и медлительных людей с привлечением образов нечистой силы основывались на специфических признаках мифологических персонажей (пользуясь классификацией мотивов, предложенной Е. Л. Березович и И. В. Родионовой [Березович, Родионова 2002], можно сказать, что у названных персонажей высокая или низкая скорость является коннотативным мотивом). На наш взгляд, могут быть выделены еще некоторые факторы, способствующие развитию скоростных значений у слов данной тематической группы.
Мифологический персонаж – нематериальная «сущность», обладающая недоступными человеку и не объяснимыми с точки зрения «законов природы» способностями. Эта особенность позволяет привлекать «метафизические» образы для выражения «сквозных» для лексики высокой скорости идей «настолько быстро, что момент совершения действия был ненаблюдаем для окружающих» и «так быстро, как не может обычный человек». Отметим, что, кроме «нечистой силы» (как, например, арх. только леший видел ‘очень быстро, мигом’ [КСГРС]), в ряду подобных номинаций единственный раз появляется «святой» образ: волг., курск. святым духом ‘очень быстро’ [БСРП: 210] (ср. литер. святым духом ‘как бы само собой, неизвестно как’ [ФСРЯ: 149]).
Итак, именно мифологическая природа персонажа может становиться тем признаком, который позволяет отождествить с ним быстро передвигающегося человека. Например, широко распространены верования о костроме – персонаже календарного обряда и хороводной игры. В них инсценируется смерть и похороны костромы, в роли которой выступает обычно молодая девушка или «кукла наподобие женщины» [Зеленин 1995: 268]. На севернорусской территории происходит мифологизация персонажа: костроме «приписываются демонические черты, ср. <…> сев.-рус. проклятье “Кострома тебя утащит”, сев.-рус. костромы ‘ряженые на святках’)» [Агапкина 1999: 635], ее имя употребляется для запугивания детей [Черепанова 1983: 47], ср. контексты: «А еще Костромой пугали, это наподобие Бабы-яги» (мурман.); «У, смотри, не ходи на улицу, там Кострома» (арх.) [СРГК 2: 443]. О.А. Черепанова отмечает, что «функция запугивания поддержана, вероятно, ролью костромы в игре того же названия. <…> женщина, названная костромой, среди ребятишек притворяется мертвой, а потом неожиданно вскакивает и распугивает ребят» [Черепанова 1983: 47]. Осмысление костромы как персонажа, смыкающегося с демоническими силами, и приписывание ей способности «утащить» (поймать, унести ребенка незаметно для взрослых и пр.) способствует тому, что именно на Русском Севере этот образ используется в качестве эталона высокой скорости движения: карел. как костромá ‘очень быстро’ [СРГК 2: 443].
Приведем еще некоторые примеры, в которых, вероятно, появление скоростного значения у имен персонажей объясняется именно их принадлежностью к миру нечистой силы: новг. как лы́ско ‘как ошалелый, как угорелый, как черт’ [СРГК 3: 164], волог. как лы́ско ‘невзирая ни на какие обстоятельства’ – Разбегался, как лыско [СВГ 4: 58] (ср. волог., ленинг. лы́ско ‘по суеверным представлениям: нечистая сила, живущая в доме’ [СРГК 3: 164]), печор. шишкó носит ‘о быстром передвижении кого-н.’ [СРГНП 2: 448] (ср. печор. шишкó ‘нечистый дух, черт, дьявол’, ‘леший’ [там же: 447]), тул. труболё́тка ‘ведьма, колдунья’ → ‘о ловкой, проворной женщине’ [СРНГ 45: 152].
Нечистая сила, кроме надприродной сущности, обладает еще одним общим признаком: находясь, по поверьям, в непосредственной близости с человеком, она, за редким исключением, различными способами усложняет ему жизнь: запутывает тропинки в лесу, совершает мелкие пакости в доме, крадет детей, уводит скотину и мн. др. Однозначно резко отрицательное отношение к нечистой силе создает экспрессивный потенциал имен мифических персонажей для развития вторичных значений. При этом наблюдается диффузность семантики слов, используемых в качестве «ругательств». Быстрота или медлительность могут, таким образом, оказываться в ряду других негативных поведенческих особенностей человека, за которые он может получить «мифологическое» обозначение.
В Костромской области большим количеством семантических дериватов обладает слово ягарма (один из вариантов имени Бабы-Яги [Петрухин 2012: 614], на обсуждаемой территории ягарма функционирует как персонаж устрашения, ср.: «Где-то в лесу живёт, да и пугали ягармой ребятишек, что заберёт с собой» [ЛКТЭ]). Им обозначаются люди и животные по различным признакам, которые вызывают у говорящего отрицательные эмоции (ср. контекст: «Которого невзлюбят, того ягарма называют» [ЛКТЭ]): ‘вредный человек’, ‘лохматая растрепанная женщина’, ‘большой, неуклюжий человек’, ‘сварливая женщина’, ‘нелепо одетая женщина’, ‘непослушная скотина’ и др. [там же]. Среди приведенных разнородных негативных характеристик выделяется группа таких, которые рисуют сходный образ женщины-ягармы, включающий признак высокой скорости: ягáрма ‘склочная, сварливая женщина’, ‘бойкая, скандальная женщина’, ‘склочная, бойкая женщина’, ‘бойкая пожилая женщина’, ‘о бойкой смелой женщине’, ‘бодрая, резвая женщина’ и, наконец, ягáрма ‘шустрый человек’ и бежать как ягáрма ‘быстро бежать’ [там же]. Диффузность значения слова ягарма (включающего признаки склочности, вредности, бойкости, резвости и т. д.), при которой скорость может присутствовать в концептуальном ядре значения или на коннотативном уровне, подтверждается контекстами, ср.: «Ягармы шустрые, вредные такие – “У, ягарма, забегала опять!” – сварливые женщины» [там же].
Образы мифологических персонажей могут, наконец, включаться в качестве составного элемента в смоделированные «эталонные ситуации». В таком случае персонаж не обязательно обладает непосредственно признаком скорости и выбирается на основании некоторой актуальной для «эталонной ситуации» особенности. Так, широко распространено в качестве образной характеристики работы с низкой скоростью, длительного бездействия и т. п. переносное значение глагола тянуть и синонимичных ему слов. При этом для повышения экспрессивности высказывания возможны вариации объекта (литер. тянуть кота за хвост, смол. как старца за бараду тягнить и др.). Из числа мифологических персонажей в роли объекта выступает леший, одним из основных признаков которого является наличие длинной шерсти, волос (ср., например, номинацию волог., сев.-двин. волоса́тик ‘леший’ [СРНГ 5: 58]): печор. как шишкá (лешакá) зá волосы волочить (тянуть) ‘медленно, с усилием что-нибудь делать’ [ФСРГНП 1: 338] (← печор. шишкó ‘леший’ [СРГНП 2: 448]).
* * *
Круг мифологических образов, привлекаемых в номинации расторопных и (реже) медлительных людей, достаточно широк, в их числе: черт, бес, сатана, кумоха, кострома, макура и другие персонажи, связанные с народными верованиями. При этом в качестве источников скоростной лексики выступают, как правило, обозначения персонажей низшей демонологии, «нечистой силы», имеющей, по поверьям, непосредственный контакт с человеком. Именно низшим демонам приписывается способность заниматься физическим трудом, каузировать активную деятельность или, напротив, состояние медлительности у человека. Таким образом, номинативно отмечены образы черта и беса (новг. носиться, как чёрт на ходулях ‘быстро бегать, идти’, литер. как бес ‘о проворном, ловком, быстром в движениях человеке и животном’), шуликунов (печор. как шелúкон (шулю́кун) ‘быстрый, резвый ребенок’), костромы (карел. как костромá ‘очень быстро’) и некоторых других персонажей (костр. бежать как ягáрма ‘быстро бежать’, новг. как лы́ско ‘как ошалелый, как угорелый, как черт’). Семантика медлительности развивается у рассматриваемых лексем значительно реже, однако фиксируются случаи биполярной скоростной интерпретации образов: олон., тобол. кикимора ‘о непоседе, юрком, проворном человеке’ и волог., ленинг. шишúмора ‘медлительный в работе человек’; волог. кумохá ‘о торопливом и неаккуратном человеке’ и волог. кумóха ‘о сонливом, малоподвижном, нерасторопном человеке’. «Нерасторопным» персонажем считается макура. Отметим также, что номинативная активность образов мифологических персонажей определяется представлениями о них как о нематериальных сущностях, обладающих недоступными человеку и не объяснимыми с точки зрения законов природы способностями, что позволяет использовать наименования нечистой силы для реализации мотива «так быстро, как не может обычный человек».
Источник - Борисова Е. О. Мифологические образы в номинации скорости (на материале русских народных говоров) // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. 2017. Т. 9, вып. 3. С. 15–23. doi 10.17072/2037-6681-2017-3-15-23
Наибольшей продуктивностью в развитии значения быстроты характеризуются наименования черта и беса, что объясняется релевантностью признака скорости для этих персонажей. «Представления о подвижности, “вертлявости” чертей или бесов, их способности к исключительно быстрому передвижению» [Березович, Родионова 2002: 24] широко распространены в народной культуре, и эти качества входят в число «мотивов-коннотаций» в смысловой структуре макрообразов черта и беса, ср., например, ряз. вертячий черт ‘бранное выражение’, без указ. мест. бесова нога ‘вертлявый, бойкий, проворный’ [там же]. Таким образом, чертом (бесом) называется быстрый, подвижный человек, передвигающийся с высокой скоростью: брян. быстрый как чёрт ‘об очень подвижной, быстрой птице’ [БСРНС: 741], литер. чёртом ‘очень быстро, проворно, ловко’ [ССРЛЯ 17: 948], брян. бегать / побежать (бежать) как черти ‘об очень быстро бегущих людях’ [БСРНС: 745], литер. как бес ‘о проворном, ловком, быстром в движениях человеке и животном’ [ССРЛЯ 1: 400], литер. вертеться, суетиться, метаться и т. п. как бес, бесы [там же: 499], прикам. первый бес ‘непоседа и весельчак’ [ФСПГ: 22], новг. поверткóй ‘быстрый, ловкий’ – Поверткóй, как бес [НОС 8: 9].
Номинативно отмечены также ситуации, в которых черт и бес проявляют свою способность к быстрому перемещению. Во-первых, выделены «чертовы» средства и способы передвижения: орл. носиться как чёрт на колесе ‘о быстро бегущем человеке’ [БСРНС: 743], новг. носиться, как чёрт на ходулях ‘быстро бегать, идти’ [НОС 12: 54], дон. как черт на воздухе, воздухах (летать, носиться и пр.) ‘о ком-то, быстро передвигающемся’ [СРДГ 3: 192]. Во-вторых, в фразеологизмах со значением скорости отражены представления о том, что черт и бес боятся грозы, грома, удары которого для них смертельны: перм. носиться как бес от грозы ‘о быстро и в испуге убегающем человеке’ [БСРНС: 46], перм. как бес от громá ‘сломя голову’ [ФСПГ: 22]. Вообще, поскольку черт и бес преследуют людей, вредят им, пугают, сбивают с пути и пр., т. е. контактов с ними желательно избегать, существуют преставления об оберегах – предметах, при виде которых черт и бес испытывают страх и стремятся скрыться: перм. носиться как бес от ладана ‘о быстро и в испуге убегающем человеке’ [БСРНС: 46] (ср. литер. как черт от ладана ‘всеми силами, любыми средствами стремясь избавиться’ – Ну, что ж это такое, Ирина?<...> Ты от меня убегаешь, как черт от ладана [ФСРЯ: 519]); ср. также дон. как черт с полоху (переполоху) ‘от испуга очень быстро’ [СРДГ 3:37]. Наконец, моделируются ситуации, в которых черт находится в несвойственной для него роли: волог. носиться как чёрт с репой ‘быстро бегать’ [КСГРС].
Бес также обладает способностью вселяться в тело человека, вследствие чего человек становится «бесноватым», лишается разума (модель «сумасшедший» → «быстро перемещающийся» является одной из высокочастотных, ср. пск. бегать как сумасшё́лый ‘об очень быстро, стремительно и безрассудно бегающих людях или животных’ [СППП: 118]); курск. забесóванный ‘отважный, проворный’ [СРНГ 9: 253]; «А то ишшо гъварять: што ты носишси, как избясился» (орл.) [СОГ 4: 138]. Бес и черт могут также овладевать волей человека (ср. представления о сговорах человека с чертом и бесом). Действия, совершаемые быстро, видятся как инициируемые чертом и бесом (при этом наблюдается амбивалентная оценка таковых действий: чаще они описываются как «необдуманные», «не вовремя совершенные» и т. д., но в некоторых случаях отрицательная оценка нивелируется): печор. как (будто) бéси носят ‘кто-либо быстро бегает, играет, резвится (обычно говорится о детях)’, ‘говорится о людях, которые быстро и ловко что-либо делают’ [ФСРГНП 1: 298], пск. бес несёт (понёс) ‘о быстрой ходьбе, беге, передвижении кого-л., чего-л.’ [СППП: 17], пск. чёрт гнал ‘о быстром, необдуманном, опрометчивом поступке’ [там же: 80], пск. что беси опахали ‘о быстро ушедшем откуда-л. человеке’ [там же: 87], пск. как беси пригнали ‘о человеке, неожиданно, быстро и не вовремя появившемся где-л.’ [там же].
Помимо конкретных ситуаций, предполагающих проявление способностей черта и беса к быстрому перемещению, в фактах «чертовой» лексики и фразеологии представлена также идея интенсивности, высокой степени выраженности признака [Березович, Родионова 2002: 33]. Например, в контексте: ворон. отмотать ‘сделать что-л. быстро’ – Если молодой дьякон был бы чертом, я обедню отмотал [СРНГ 24: 244] – скоростная семантика передается глаголом (ср. значения дериватов от мотать: костр. мотáшиться ‘излишне медленно делать что-либо, слишком много тратить времени на что-либо’ [СРНГ 18: 297], смотóрить курск., южн., зап. ‘сделать что-либо быстро, скоро’, южн., зап. ‘сделать что-либо быстро, втайне от других’ [там же: 39, 48]) – а также других глаголов кругового перемещения), а роль чёрта сводится к повышению экспрессивности высказывания.
Выше мы говорили о том, что образы черта и беса привлекаются, как правило, для описания перемещения с высокой скоростью. Отдельно стоит отметить лексические единицы, номинирующие энергичную деятельность: башк. чертолóмить ‘работать много, сверх сил, упорно, быстро; выполнять тяжелую работу’ [СРГБаш: чертоломить], башк. чертомéлить ‘то же’ [там же: чертомелить], ср. также перм., свердл. чертомéлить ‘работать много, с большим усердием и напряжением’ [СРГСУ 7: 27], сверд., волог. чертолóмить ‘выполнять тяжелую физическую работу’ [там же; КСГРС], волог. чёрта лóмúть ‘много работать, изнуряя себя’ [СРГК 3: 143] и др. Они объясняются мотивом связи черта с работой, в котором «отразилось представление о работе, повседневном физическом труде как явлении “небожественном” по своей сути и происхождению – представлении, восходящем к библейскому сюжету о грехопадении и изгнании из рая и поддерживаемом на уровне обрядового кода и в нормах бытового поведения (запрет на работу в праздничные и выходные дни вследствие восприятия их как дней, посвященных Богу)» [Березович, Родионова 2002: 32–33]. М. А. Еремина отмечает, что «на синхронном уровне образ черта оказывается стертым, видоизменяясь в эталон количественной оценки. Сочетаясь с глаголом ломить, он формирует чистый экспрессив, в котором впечатление об интенсивности действия соединяется с отрицательной эмоцией» [Еремина 2003: 111]. В случае с чертомелить, а также с фиксируемым на этой же территории башк. чернолóмить ‘работать много, сверх сил, упорно, быстро; выполнять тяжелую работу’ [СРГБаш: чертоломить] мы предполагаем контаминации первого глагола с другими корнями, возникающие из-за фонетической близости слов и поддерживающиеся их коннотациями: так, чёрный появляется в номинациях тяжелого физического труда (ср. литер. черный ‘физически тяжелый, грязный и вместе с подсобный, не требующий особого умения, знаний’ [ССРЛЯ 17: 923]) и в данном сочетании усиливает значение глагола (ср. волог., яросл., костр., иван., вят. ломúть ‘быстро, энергично работать; делать трудную работу’ [СРНГ 17: 120]).
Возможны номинации быстрых людей с использованием уменьшительных форм от наименований нечистой силы – таким образом обозначаются обладающие соответствующими характеристиками дети: разг. как бесёнок ‘о проворном, юрком, непоседливом, проказливом, шаловливом ребёнке (реже взрослом)’ [БСРНС: 47]; литер. чертёнок ‘о бойком, озорном мальчишке (или девчонке)’ [ССРЛЯ 17: 955]; кубан. побежáть как сатанята ‘о быстро и внезапно помчавшихся куда-л. детях (особенно мальчишках)’ [БСРНС: 594]. Показательно, на наш взгляд, что образ сатаны как представителя высшей демонологии встречается всего один раз и только в уменьшительной форме.
Непосредственно признаком скорости или признаками, ассоциирующимися со способностью к быстрому или медленному передвижению, обладают и другие, помимо черта и беса, персонажи народных верований. В первую очередь отметим номинации, связанные с образом шуликунов – сезонных духов, активизирующихся в период от Рождества (Нового года) до Крещения: печор. как шелúкон (шулю́кун) ‘быстрый, резвый ребенок’ – Вот ребята малы, дак они как шеликоны скацют, проворны таки; Ну как шулюкуны робяты-ти [ФСРГНП 1: 338]. Несмотря на единственное число в дефиниции, контексты указывают на то, что ассоциации с шуликунами вызывает компания играющих вместе детей. Источником ассоциаций являются представления о типичном поведении и внешнем виде данных мифических персонажей: «Согласно большинству поверий, шуликуны выглядят как маленькие человечки, с кулачок или чуть больше; редко появляются поодиночке, обычно их видят “ватагами”, “артелями”, “толпами”, “скопищами”» [Березович, Виноградова 2012б: 583]. Шуликуны «очень подвижны (бегают по улицам, суетятся, толкаются, мельтешат, скатываются с горок, толпятся возле проруби и на перекрестках дорог); им присущи особые способы передвижения (ездят на конях, “на маленьких лошадках”; в санях или на одном полозе от саней; скачут или летают в железных ступах; скользят по снегу на воловьей шкуре; ездят на горящей печи, на ухвате, сковородке или кочерге)» [там же: 584]. Сравнение с ними детей, таким образом, базируется на ряде признаков шуликунов: подвижность, маленький размер, большое количество.
В представлениях о кикиморе характеристика скорости не является строго закрепленной, и варианты ее имени (кикимора, шишимора) развивают противоположные скоростные значения. Постоянным признаком этого персонажа «является связь с прядением: может допрясть за хозяйку, но чаще путает, рвет, мусолит, иногда жжет кудель, оставленную на ночь без благословения» [Черепанова 1983: 125]. Женские домашние обязанности, требующие сосредоточенности, повторения однообразных мелких движений, к которым относится также прядение, являются эталоном деятельности с низкой скоростью, этот факт объясняет появление соответствующего значения у волог., ленинг. шишúмора ‘медлительный в работе человек’ [КСГРС; СРГК 6: 880]. Переходу способствуют фонетические причины, к которым можно отнести, во-первых, фоносемантику (семантика медлительности часто закрепляется у тех слов с затемненной внутренней формой, звуковая оболочка которых включает глухие шипящие, ср. костр. шушлё́па ‘о нерасторопной, неумелой женщине’ [ЛКТЭ], яросл. шушýнка ‘неповоротливый, медлительный человек’ [ЯОС 10: 82], твер. шошéлиться ‘мешкать, медлить, меледить, возиться, копаться’ [Даль 4: 662] и мн. др.), а во-вторых, вероятную фонетическую аттракцию по созвучию корня: на территории преимущественного распространения слова шишимора и в родственных говорах фиксируются многочисленные глаголы, включающие звукокомплекс шиш-, которые называют деятельность и передвижение с низкой скоростью: пск. шишáть ‘работать в одиночестве, потихоньку’, перм. шúшля́ть ‘делать потихоньку’, волог. шишлéть ‘тихо делать что-либо, медлить’, вят. шúшлеть ‘тихо, вяло копаться, возиться’, яросл. шúшлиться ‘копошиться, возиться с чем-л.’ и др. [см.: Черепанова 1983: 133; КСГРС].
Время появления персонажа – обычно ночь. Способность кикиморы вести активную деятельность незаметно для людей получает различную скоростную интерпретацию. С одной стороны, поскольку хозяева дома, в котором появляется кикимора, ночью спят, кикиморе необходимо действовать тихо, чтобы не разбудить, а как следствие – медленно, что поддерживает развитие приведенного значения. С другой стороны, число дел кикиморы велико, а сферы приложения усилий разнообразны: она «ощипывает кур, бросает и бьет горшки, портит хлебы и пироги, кидается луковицами из подполья или из-под печки, мешает спать детям, стучит вьюшкой, крышками коробов и под.» [Черепанова 1983: 125]. Факт выполнения всего этого за короткое время позволяет сравнить с кикиморой торопливого, проворного человека: олон., тобол. кикимора ‘о непоседе, юрком, проворном человеке’ [СРНГ 13: 205] (ср. формулировку данного значения см.: [Черепанова 1983: 127]: олон. ‘о непоседливом, юрком, вертлявом, везде сующемся, все обшаривающем человеке’).
Противоположные «скоростные» значения развиваются у имени мифологического существа, представляющего собой народную персонификацию лихорадки в образе женщины, – кумохи. Известно, что «в народной медицине к лихорадке относят разные болезни (сухотку, тиф, малярию), объединяемые общими симптомами (жар, озноб, дрожь, бред и т. д.)» [Усачева 2004: 117]. В Вологодской области (входящей в ареал лексемы) название кумоха получает также, кроме самого мифологического персонажа, непосредственно лихорадка, т. е. вызываемая этим персонажем болезнь (волог. кумохá ‘болезнь, которую насылает мифическое существо’ [КСГРС]), и нездоровый сон (волог. кумохá ‘тяжелый лихорадочный сон, дрема’ [там же]) – как основной симптом, сопутствующий всем болезням, которые могут обозначаться словом лихорадка. Медлительный человек уподобляется, таким образом, тому, кто погружен в подобную лихорадочную полудрему: волог. кумóха ‘о сонливом, малоподвижном, нерасторопном человеке’ [СРНГ 16: 86].
На этой же территории возникает второе «скоростное» значение: волог. кумохá ‘о торопливом и неаккуратном человеке’ [КСГРС], волог. кумохá ‘о непоседе, егозе, шалуне, шалунье, баловне’ [СРНГ 16: 86], – объясняющееся представлениями о том, что у заболевшего лихорадкой меняется поведение, он теряет способность вести себя адекватно, а кроме того, становится по таким признакам, как, например, необычный блеск глаз, «румянец», похож на человека, находящегося в сильном возбуждении (ср. литер. лихорадочный ‘болезненно возбужденный, сильно взволнованный’, ‘торопливый, поспешный’ [ССРЛЯ 6: 281]). Отметим также, что контекст демонстрирует негативную оценку поспешности и сочетание ее с рядом других отрицательных характеристик, за которые человек может получить обозначение кумоха: «Кумоха така какая-то, что-то сделает быстро, даром, плохонько, маленько недоразвитая» [там же]. Слово кумоха активно развивает вторичные значения – различных негативных качеств человека: ‘брюзга, человек, которому все не по нраву (чаще о женщине)’, ‘ругательство (в знач. черт)’ и т. д. [см.: КСГРС; СВГ 4: 19]. Кроме того, в вологодской области фиксируются глаголы, для которых мы может предполагать производность от наименования данного мифологического персонажа, содержащие семантику медлительности и «отрицательной оценки»: волог. кумошúть ‘делать что-либо пустое, бесполезное, копаться с чем-либо без успеха’, ‘делать что-либо (с примеч. «в бранном смысле»’), волог. кумошúться ‘возиться с чем-либо, копошиться’ [СРНГ 16: 86]. На появление скоростных значений, таким образом, могут влиять отрицательное отношение к медлительности и, напротив, излишней торопливости, с одной стороны, и тенденции развития семантики данной лексемы в направлении универсальной негативной характеристики человека – с другой.
Как можно заметить, мифологическим персонажам нередко приписывается способность совершать действия с высокой скоростью. Тем не менее некоторые мифические существа наделяются такими специфическими чертами, которые дают основания для развития значения медлительности у имен их обладателей. Среди таких черт, к примеру, слепота макуры: орл. слепая макура ‘о неловком, нерасторопном, близоруком человеке’ [СРНГ 38: 267] (ср. перм., забайк. макура мифическое существо (слепое или подслеповатое)’ [СРНГ 17: 315]).
Таким образом, приведенные выше номинации проворных и медлительных людей с привлечением образов нечистой силы основывались на специфических признаках мифологических персонажей (пользуясь классификацией мотивов, предложенной Е. Л. Березович и И. В. Родионовой [Березович, Родионова 2002], можно сказать, что у названных персонажей высокая или низкая скорость является коннотативным мотивом). На наш взгляд, могут быть выделены еще некоторые факторы, способствующие развитию скоростных значений у слов данной тематической группы.
Мифологический персонаж – нематериальная «сущность», обладающая недоступными человеку и не объяснимыми с точки зрения «законов природы» способностями. Эта особенность позволяет привлекать «метафизические» образы для выражения «сквозных» для лексики высокой скорости идей «настолько быстро, что момент совершения действия был ненаблюдаем для окружающих» и «так быстро, как не может обычный человек». Отметим, что, кроме «нечистой силы» (как, например, арх. только леший видел ‘очень быстро, мигом’ [КСГРС]), в ряду подобных номинаций единственный раз появляется «святой» образ: волг., курск. святым духом ‘очень быстро’ [БСРП: 210] (ср. литер. святым духом ‘как бы само собой, неизвестно как’ [ФСРЯ: 149]).
Итак, именно мифологическая природа персонажа может становиться тем признаком, который позволяет отождествить с ним быстро передвигающегося человека. Например, широко распространены верования о костроме – персонаже календарного обряда и хороводной игры. В них инсценируется смерть и похороны костромы, в роли которой выступает обычно молодая девушка или «кукла наподобие женщины» [Зеленин 1995: 268]. На севернорусской территории происходит мифологизация персонажа: костроме «приписываются демонические черты, ср. <…> сев.-рус. проклятье “Кострома тебя утащит”, сев.-рус. костромы ‘ряженые на святках’)» [Агапкина 1999: 635], ее имя употребляется для запугивания детей [Черепанова 1983: 47], ср. контексты: «А еще Костромой пугали, это наподобие Бабы-яги» (мурман.); «У, смотри, не ходи на улицу, там Кострома» (арх.) [СРГК 2: 443]. О.А. Черепанова отмечает, что «функция запугивания поддержана, вероятно, ролью костромы в игре того же названия. <…> женщина, названная костромой, среди ребятишек притворяется мертвой, а потом неожиданно вскакивает и распугивает ребят» [Черепанова 1983: 47]. Осмысление костромы как персонажа, смыкающегося с демоническими силами, и приписывание ей способности «утащить» (поймать, унести ребенка незаметно для взрослых и пр.) способствует тому, что именно на Русском Севере этот образ используется в качестве эталона высокой скорости движения: карел. как костромá ‘очень быстро’ [СРГК 2: 443].
Приведем еще некоторые примеры, в которых, вероятно, появление скоростного значения у имен персонажей объясняется именно их принадлежностью к миру нечистой силы: новг. как лы́ско ‘как ошалелый, как угорелый, как черт’ [СРГК 3: 164], волог. как лы́ско ‘невзирая ни на какие обстоятельства’ – Разбегался, как лыско [СВГ 4: 58] (ср. волог., ленинг. лы́ско ‘по суеверным представлениям: нечистая сила, живущая в доме’ [СРГК 3: 164]), печор. шишкó носит ‘о быстром передвижении кого-н.’ [СРГНП 2: 448] (ср. печор. шишкó ‘нечистый дух, черт, дьявол’, ‘леший’ [там же: 447]), тул. труболё́тка ‘ведьма, колдунья’ → ‘о ловкой, проворной женщине’ [СРНГ 45: 152].
Нечистая сила, кроме надприродной сущности, обладает еще одним общим признаком: находясь, по поверьям, в непосредственной близости с человеком, она, за редким исключением, различными способами усложняет ему жизнь: запутывает тропинки в лесу, совершает мелкие пакости в доме, крадет детей, уводит скотину и мн. др. Однозначно резко отрицательное отношение к нечистой силе создает экспрессивный потенциал имен мифических персонажей для развития вторичных значений. При этом наблюдается диффузность семантики слов, используемых в качестве «ругательств». Быстрота или медлительность могут, таким образом, оказываться в ряду других негативных поведенческих особенностей человека, за которые он может получить «мифологическое» обозначение.
В Костромской области большим количеством семантических дериватов обладает слово ягарма (один из вариантов имени Бабы-Яги [Петрухин 2012: 614], на обсуждаемой территории ягарма функционирует как персонаж устрашения, ср.: «Где-то в лесу живёт, да и пугали ягармой ребятишек, что заберёт с собой» [ЛКТЭ]). Им обозначаются люди и животные по различным признакам, которые вызывают у говорящего отрицательные эмоции (ср. контекст: «Которого невзлюбят, того ягарма называют» [ЛКТЭ]): ‘вредный человек’, ‘лохматая растрепанная женщина’, ‘большой, неуклюжий человек’, ‘сварливая женщина’, ‘нелепо одетая женщина’, ‘непослушная скотина’ и др. [там же]. Среди приведенных разнородных негативных характеристик выделяется группа таких, которые рисуют сходный образ женщины-ягармы, включающий признак высокой скорости: ягáрма ‘склочная, сварливая женщина’, ‘бойкая, скандальная женщина’, ‘склочная, бойкая женщина’, ‘бойкая пожилая женщина’, ‘о бойкой смелой женщине’, ‘бодрая, резвая женщина’ и, наконец, ягáрма ‘шустрый человек’ и бежать как ягáрма ‘быстро бежать’ [там же]. Диффузность значения слова ягарма (включающего признаки склочности, вредности, бойкости, резвости и т. д.), при которой скорость может присутствовать в концептуальном ядре значения или на коннотативном уровне, подтверждается контекстами, ср.: «Ягармы шустрые, вредные такие – “У, ягарма, забегала опять!” – сварливые женщины» [там же].
Образы мифологических персонажей могут, наконец, включаться в качестве составного элемента в смоделированные «эталонные ситуации». В таком случае персонаж не обязательно обладает непосредственно признаком скорости и выбирается на основании некоторой актуальной для «эталонной ситуации» особенности. Так, широко распространено в качестве образной характеристики работы с низкой скоростью, длительного бездействия и т. п. переносное значение глагола тянуть и синонимичных ему слов. При этом для повышения экспрессивности высказывания возможны вариации объекта (литер. тянуть кота за хвост, смол. как старца за бараду тягнить и др.). Из числа мифологических персонажей в роли объекта выступает леший, одним из основных признаков которого является наличие длинной шерсти, волос (ср., например, номинацию волог., сев.-двин. волоса́тик ‘леший’ [СРНГ 5: 58]): печор. как шишкá (лешакá) зá волосы волочить (тянуть) ‘медленно, с усилием что-нибудь делать’ [ФСРГНП 1: 338] (← печор. шишкó ‘леший’ [СРГНП 2: 448]).
* * *
Круг мифологических образов, привлекаемых в номинации расторопных и (реже) медлительных людей, достаточно широк, в их числе: черт, бес, сатана, кумоха, кострома, макура и другие персонажи, связанные с народными верованиями. При этом в качестве источников скоростной лексики выступают, как правило, обозначения персонажей низшей демонологии, «нечистой силы», имеющей, по поверьям, непосредственный контакт с человеком. Именно низшим демонам приписывается способность заниматься физическим трудом, каузировать активную деятельность или, напротив, состояние медлительности у человека. Таким образом, номинативно отмечены образы черта и беса (новг. носиться, как чёрт на ходулях ‘быстро бегать, идти’, литер. как бес ‘о проворном, ловком, быстром в движениях человеке и животном’), шуликунов (печор. как шелúкон (шулю́кун) ‘быстрый, резвый ребенок’), костромы (карел. как костромá ‘очень быстро’) и некоторых других персонажей (костр. бежать как ягáрма ‘быстро бежать’, новг. как лы́ско ‘как ошалелый, как угорелый, как черт’). Семантика медлительности развивается у рассматриваемых лексем значительно реже, однако фиксируются случаи биполярной скоростной интерпретации образов: олон., тобол. кикимора ‘о непоседе, юрком, проворном человеке’ и волог., ленинг. шишúмора ‘медлительный в работе человек’; волог. кумохá ‘о торопливом и неаккуратном человеке’ и волог. кумóха ‘о сонливом, малоподвижном, нерасторопном человеке’. «Нерасторопным» персонажем считается макура. Отметим также, что номинативная активность образов мифологических персонажей определяется представлениями о них как о нематериальных сущностях, обладающих недоступными человеку и не объяснимыми с точки зрения законов природы способностями, что позволяет использовать наименования нечистой силы для реализации мотива «так быстро, как не может обычный человек».
Источник - Борисова Е. О. Мифологические образы в номинации скорости (на материале русских народных говоров) // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. 2017. Т. 9, вып. 3. С. 15–23. doi 10.17072/2037-6681-2017-3-15-23